Ну все! Про тещу прочитала. Это же какое мурло и хамло были во власти , ну почему были,  они и есть. Обмануть, украсть,  навредить, ту самую власть-дело святое, иначе не выжить.

В результате  обмена (азартное дело) мы выехали их комнаты в коммуналке в большую трехкомнатную с большой кухней тоже коммуналку, из которой Сан Саныч сделал сказку. Материал для ремонта тырили, где могли, или через знакомых,в магазинах и гвоздя не купить.  В гостиной Шура постелил наборный паркет , купленный уработяги, ремонтировавшего церковь.Красивый был паркет.
Теперь начинаю читать Артура Кестлера "Слепящая тьма".
Да и надо закончить В.Некрасова ."В окопах Сталинграда".

Потом он стал меня убеждать принимать Pregabalin (лекарство для эпилептиков) мол, лучше будешь спать и боль совсем не будет беспокоить.

Помнится, года два назад доктор точно также уговаривал принимать это лекарство и я хорошо помню, что мне было не по себе, а что конкретно не помню. И вот вчера я прглотила эти две  проклятые таблетки.

Немного о побочных эффектах.

Задумывались ли вы над тем, почему историческая память в России устроена так, что два главных события советской истории (а другой истории у России нет) – самое травматичное (сталинский террор) и самое триумфальное (победа 1945 года) – работают в ней как сообщающиеся сосуды и одновременно полноценно функционировать не могут? Если в одном – много, то в другом – пусто. И наоборот.

Еще не отгремели залпы войны, как ее трагедия начала превращаться в героизированную историю победы ("Падение Берлина" Чиаурели и "Сталинградская битва" Петрова на экране, "Воин-освободитель" Вучетича в Трептов-парке). Затем наступает оттепель, а с ней и десталинизация (секретный доклад Хрущева, "Один день Ивана Денисовича" Солженицына, реабилитация сталинских жертв). В эти годы героический ореол войны блекнет и уступает место трагическому ("Летят журавли" Калатозова, "Иваново детство" Тарковского, "Отец солдата" Чхеидзе на экране, стихи Окуджавы). На смену хрущевской десталинизации приходит брежневско-сусловская ресталинизация, и тема сталинского террора практически полностью исчезает из публичного поля, оставаясь разве что глухими намеками в литературе и обтекаемыми формулировками в истории партии. Зато тема войны вновь обретает помпезно-державное звучание и достигает настоящего культа ("Малая земля" Брежнева, ансамбль "Родина-мать" на Мамаевом кургане, киноэпопея Озерова "Освобождение", александровский хор, песни Кобзона и Лещенко, грандиозные военные парады). Наступает перестройка. Тема войны на глазах стухает. Зато тема сталинских репрессий вновь на первом плане. К зрителю и читателю приходят "Покаяние" Абуладзе, "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына, "Реквием" Ахматовой, "По праву памяти" Твардовского, "Дети Арбата" Рыбакова. Устанавливается Соловецкий камень, возникают "Мемориал", Музей ГУЛАГа.

Однако по мере трансформации путинского авторитаризма в полноценный тоталитаризм и ухода из жизни последних ветеранов той войны победа в ней приобретает характер настоящего культа (мемом становится слово "победобесие"), вершиной чего становятся разного рода исторические реконструкции, массовые милитаризованные действа с участием детей и, наконец, сооружение настоящего капища – Главного храма ВС РФ. Зато тема сталинских репрессий становится в позднепутинской России все менее уместной, все менее соответствующей "генеральной линии" режима. Закрывается "Мемориал", разгоняются акции "Возвращение имен", срываются таблички "Последнего адреса". Репрессиям подвергаются занимающиеся сталинским террором историки (наиболее известный случай с историком Дмитриевым, обнаружившим места захоронения жертв политических репрессий в Сандармохе). Закрытие несколько недель назад Музея ГУЛАГа стало последним шагом в этой растянувшейся на годы реализации политики демемориализации.

Смотри также

"Больше чем музей". Соцсети о приостановке работы музея ГУЛАГа

В уходящем году происходит окончательное оформление этого курса политики исторической памяти. Летом уходящего года правительство РФ внесло изменения в Концепцию государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий. Из новой редакции ушло не только исходное положение о том, что "Россия не может в полной мере стать правовым государством и занять ведущую роль в мировом сообществе, не увековечив память многих миллионов своих граждан, ставших жертвами политических репрессий", но и какая-либо конкретика. Сами репрессии не только перестали быть политическими и массовыми, но формулировки стали настолько обтекаемыми, что стало непонятным, о каких репрессиях вообще идет речь, кто и когда их проводил, кто несет за них ответственность, в чем именно они заключались, кто стал их жертвами, кого и в каком количестве они коснулись и кто и в каком количестве был реабилитирован. Остались, как писал Твардовский в своей поэме "По праву памяти", лишь "неназываемого века недоброй памяти дела…" Исчезло также указание на недопустимость оправдания репрессий "особенностями времени" или их отрицания. Не упоминают более о репрессиях представителей религиозных конфессий и дореволюционной элиты, о насильственной коллективизации и связанном с ней голоде, о массовых репрессиях, в ходе которых "миллионы людей были лишены жизни, стали узниками ГУЛАГа, были лишены имущества и подвергнуты депортации". Вместо этого появились сентенции о "национальных интересах", "укреплении традиционных духовно-нравственных ценностей" и защите общества от "деструктивного информационно-психологического воздействия".

В документе более не упоминается, что процесс реабилитации так и не был завершен. Напротив, речь теперь идет о "проверке обоснованности решений судебных и несудебных органов, а также отмене вынесенных решений о реабилитации" в отношении "пособников нацистов и изменников Родины, служивших в прибалтийских, украинских и иных карательных подразделениях, сформированных по национальным признакам, участников подпольных националистических и бандитских формирований". В таком виде документ о жертвах террора стал куда лучше вписываться в контекст путинского режима и говорить не столько о преступлениях советского тоталитаризма, сколько о "нацистах", "карателях", "изменниках" и "пособниках". Однако этот документ лишь оформляет существующую практику. В России отменяется реабилитация ранее репрессированных изменников, членов националистических формирований на оккупированных нацистами территориях СССР, карателей, полицаев, коллаборантов, пособников… За несколько лет было отменено более 4 тысяч таких решений. Мемориализация жертв обернулась поиском "изменников Родины" в прошлом.